Оценки масштабов репрессий

Оценки масштабов репрессий сильно различаются главным образом из-за разного определения понятия «репрессии».

К жертвам репрессий различные исследователи относят следующее:

только осуждённые за «контрреволюционные преступления» (преимущественно по 58 статье) (Земсков, Воронцов);

дополнительно включаются все осуждённые органами госбезопасности, а также сосланные на спецпоселения раскулаченные крестьяне, репрессированные народы (Охотин, Рогинский[105]);

дополнительно включаются жертвы неоправданно жестоких наказаний по некоторым уголовным статьям (по «закону о колосках», за прогулы и т. п.);

подсчитывается общее число заключённых в лагерях (Вишневский[106]) либо общее количество осуждённых судами (включая наказания без лишения свободы; Попов[107][108], Цаплин[109]) и утверждается, что получившиеся огромные величины характеризуют масштабы избыточно репрессивной политики государства.

Основным критерием для включения конкретной категории служит необоснованность применённых репрессий. В отличие от официальной статистики НКВД по осуждённым по 58-й статье, надёжные данные о численности остальных категорий отсутствуют, и исследователями приводятся различные оценки. Суммарные оценки по всем упомянутым категориям составляют 25—30 млн подвергшихся репрессиям в виде лишения или значительного ограничения свободы на более или менее длительные сроки[106] и свыше 40 млн для менее суровых наказаний. Разница в оценках масштабов репрессий различными исследователями определяется в первую очередь набором категорий лиц, включаемых в понятие «репрессированный».

В результате оценки варьируются от 3,8 млн — 9,8 млн «политических» репрессированных и до многих десятков миллионов, включая понёсших наказания по уголовным статьям[источник не указан 124 дня].

Аналогично различаются оценки погибших в результате репрессий — от сотен тысяч расстрелянных по 58-й статье до миллионов умерших от голода начала 1930-х годов[источник не указан 124 дня].

Всего жертвами репрессий за сталинский период, по данным правозащитной организации «Мемориала», стало от 11—12 до 38—39 млн человек[110]. Из них:

4,5 млн — были осуждены и расстреляны или подверглись заключению по политическим мотивам,
6,5 млн — подверглись депортации,
4 млн — были лишены избирательных прав,
6—7 млн — погибли от голода,
18 млн — стали жертвами так называемых трудовых указов.

Количество осуждённых по обвинениям в контрреволюционных преступлениях

В феврале 1954 г. на имя Н. С. Хрущёва была подготовлена справка, подписанная Генеральным прокурором СССР Р.Руденко, министром внутренних дел СССР С.Кругловым и министром юстиции СССР К.Горшениным, в которой называлось число осуждённых за контрреволюционные преступления за период с 1921 г. по 1 февраля 1954 г. Согласно справке, всего за этот период было осуждено Коллегией ОГПУ, «тройками» НКВД, Особым совещанием, Военной Коллегией, судами и военными трибуналами 3 777 380 человек, в том числе приговорено к смертной казни 642 980 человек, к содержанию в лагерях и тюрьмах на срок от 25 лет и ниже — 2 369 220 человек, к ссылке и высылке — 765 180 человек.[111][112].

Согласно «Справке 1 спецотдела МВД СССР о количестве арестованных и осуждённых в период 1921 −1953 гг.» от 11 декабря 1953 г., подписанной начальником архивного отдела МВД Павловым, на основании данных которой, видимо, была составлена справка, направленная Хрущёву, за период с 1921 г. по 1938 г. по делам ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД и с 1939 г. по середину 1953 г. за контрреволюционные преступления было всего осуждено судебными и внесудебными органами 4 060 306 человек, из них приговорено к смертной казни 799 455 человек, к содержанию в лагерях и тюрьмах — 2 631 397 человек, к ссылке и высылке — 413 512 человек, к «прочим мерам» — 215 942 человек. Согласно этому документу, всего было арестовано за 1921—1938 гг. 4 835 937 человек (к/р — 3 341 989, другие преступления — 1 493 948) из них осуждено 2 944 879, их них к ВМН 745 220. В 1939—1953 осуждено за к/р — 1 115 247, из них к ВМН 54 235 (из них 23 278 в 1942 г.)[113][114][115]. (Прим.: Расхождение между данными справки Павлова и данными справки, направленной Хрущёву, могут быть частично объяснены тем, что на подлиннике справки Павлова, хранящейся в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), к цифре 2 945 тыс. (количество осуждённых за 1921—1938 гг.) неизвестной рукой карандашом сделано примечание: «30 % угол. = 1 062» — то есть произвольно было сочтено, что 30 % всех осуждённых с 1921 г. по 1938 г. по делам ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД составляют уголовники (следует также указать, что 30 % от 2 945 тыс. составляет 884 тыс., а не 1062 тыс.)[116]).

По данным комиссии «по установлению причин массовых репрессий против членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранных на XVII съезде партии» под председательством П.Н Поспелова (1956 г.), только в 1937-38 годах было арестовано по обвинению в антисоветской деятельности 1 548 366 человек, и из них расстреляно 681 692.[117]

Согласно подписанной Н. Шверником, А. Шелепиным, З. Сердюком, Р. Руденко, Н. Мироновым, В. Семичастным справке, которая была составлена для Президиума ЦК КПСС в 1963 г., всего с 1935 по 1953 г. были арестованы по политическим обвинениям 2 760 234 человека, из них расстреляны 748 146.

Согласно сообщению КГБ СССР от 16 июня 1988 г., с 1930 по 1953 г. были арестованы по политическим обвинениям 3 778 234 человек, из них расстреляны 786 098 человек.[112][118]

Всего в 1918—1953 гг., по данным анализа статистики областных управлений КГБ СССР, проведённого в 1988 г., органами ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ были арестованы 4 308 487 человек, из них 835 194 расстреляны.[112].

Российский исследователь В. В. Лунеев, ссылаясь на обобщённые отчёты ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ СССР по контрреволюционной (государственной) преступности, приводит следующие цифры за 1930—1953: по политическим обвинениям осуждено 3.613.654 чел., из них приговорено к высшей мере наказания 755.528 чел.[119]

По данным С. А. Воронцова, по ст. 58 УК РСФСР 1926 года за период с 1930 по 1939 гг. было осуждено 2,8 млн человек, из них 1,35 млн — в 1937—1938. За эти десять лет 724,4 тыс. осуждённых были приговорены к расстрелу, из них 684,2 тыс. — в 1937—1938.[120]

Существует вполне обоснованное мнение, что при оценке общего числа жертв политических репрессий необходимо учитывать не только самих осуждённых за «контрреволюционные преступления». Репрессиям подвергались и члены семей осуждённых, которые могли проходить по документам не как осуждённые за «контрреволюционные преступления», а как «социально опасные» или «социально вредные элементы» (в эту категорию включались и некоторые другие лица, репрессированные по политическим мотивам).
Депортированные

По данным новейшей историографии, всего в 1930—1950-е гг. было депортировано от 6 до 6,4 млн человек; во время транспортировки и в период нахождения в ссылке умерли не менее 1,2 млн человек, то есть примерно каждый пятый.[121]

По оценкам демографа Анатолия Вишневского, основанным на имеющихся архивных данных, в 1930—1953 гг. было депортировано не менее 6,4 млн человек (включая раскулачивание, депортации по национальному признаку и др.)[122].
Различные оценки масштабов репрессий

По мнению исследователей Н. Г. Охотина и А. Б. Рогинского, если понятие репрессий определить узко — как репрессии органов госбезопасности по политическим обвинениям, «тогда, с небольшими погрешностями, число репрессированных в период с 1921 по 1953 год составит около 5,5 млн человек». Если же в их число включить «разные типы депортированных, умерших от искусственного голода и убитых во время спровоцированных конфликтов…, и тех детей, которые не родились из-за того, что их возможные родители были репрессированы или погибли от голода», то число жертв возрастёт на порядок[123]. Об общих масштабах смертности от голода и репрессий можно судить по демографическим потерям, которые только в период 1926—1940 годы составили 9 млн чел.[124]

В Статистическом сборнике Верховного суда 1958 г. говорится о 17,96 млн приговорённых по указам военного времени, из которых 22,9 %, или 4 113 тыс., были приговорены к лишению свободы, а остальные — к штрафам или исправительно-трудовым работам. Из них к жертвам политических репрессий могут быть отнесены осуждённые по Указу Президиума ВС СССР от 6 июля 1941 г. об ответственности за распространение в военное время ложных слухов, возбуждающих тревогу среди населения. 15,75 млн человек по этим указам были осуждены за самовольный уход с работы (самовольно менять место работы многим категориям работающих запрещалось и после окончания войны).[125][126]

Кроме того, значительное число людей было приговорено к большим срокам заключения и даже расстрелу за мелкие кражи в условиях голода (т. н. «Закон о колосках»)[112][127].

По оценкам историка В. П. Попова, общее число осуждённых за политические и уголовные преступления в 1923—1953 годах составляет не менее 40 млн. По его мнению, эта оценка «весьма приблизительна и сильно занижена, но вполне отражает масштабы репрессивной государственной политики… Если из общей численности населения вычесть лиц до 14 лет и старше 60, как малоспособных к преступной деятельности, то выяснится, что в пределах жизни одного поколения — с 1923 по 1953 г. — был осуждён практически каждый третий дееспособный член общества». Только в РСФСР общими судами приговоры были вынесены в отношении 39,1 млн чел., причём в разные годы к реальным срокам заключения было приговорено от 37 до 65 % осуждённых (не включая репрессированных со стороны НКВД, без приговоров, вынесенных судебными коллегиями по уголовным делам Верховных, краевых и областных судов и постоянными сессиями, действовавшими при лагерях, без приговоров военных трибуналов, без ссыльных, без высланных народов и т. п.)[128].

По данным Анатолия Вишневского, «общее число граждан СССР, подвергшихся репрессиям в виде лишения или значительного ограничения свободы на более или менее длительные сроки» (в лагерях, спецпоселениях и т. п.) с конца 1920-х по 1953 г. «составило не менее 25-30 миллионов человек»(то есть осуждённых по всех статьям УК СССР, включая также спецпоселенцев).[129] Однако к подсчётам А. Вишневского нужно относиться очень осторожно. По его данным, со ссылкой на Земскова «только за 1934—1947 годы в лагеря поступило (за вычетом возвращённых из бегов) 10,2 млн человек». Однако сам Земсков пишет не о вновь поступивших контингентах, а описывает общее движение лагерного населения ГУЛАГа[130], то есть в число 10,2 млн «поступивших» включены: переведённые из тюрем, из колоний, из спецпоселений в ИТЛ (лагеря), то есть в эти контингенты входят как вновь прибывшие осуждённые, так и уже отбывающие сроки заключения.

При оценке числа погибших в результате репрессий необходимо учесть как казнённых, так и умерших в местах заключения и ссылки.

По подсчётам историка В. Н. Земскова, за период с 1 января 1934 г. по 31 декабря 1947 г. в исправительно-трудовых лагерях ГУЛАГа умерло 963 766 заключённых, однако в это число входят не только политические заключённые, но и осуждённые за уголовные преступления[111]. Однако демограф и социолог А. Г. Вишневский оспаривает эти данные.[131]

Согласно имеющимся архивным данным, в 1930—1953 годах во всех местах заключения умерло 1,76 млн человек[131]. Некоторыми исследователями отмечались заметные противоречия и неполнота в имеющейся статистике смертности в лагерях[132]. По подсчётам А. Г. Вишневского, убитые и умершие только в местах заключения и ссылке составили 4-6 млн.[131]

Сторонники вышеприведённых цифр, защищая свою точку зрения, нередко пытаются поставить под сомнение достоверность архивных данных. В ряде случаев, к ним действительно следует подходить критично[источник не указан 1024 дня]. Например, в таблицах движения населения ГУЛАГа есть странная графа «прочая убыль». Непонятно, что это за убыль, если заключённые не умерли, не бежали, не освободились и не были перемещены в другие места. Как предполагает демограф С. Максудов, под «прочей убылью» скрывается уничтожение заключённых в лагерях[133]. С другой стороны, В. Н. Земсков утверждает, что расстрелянные в лагерях и при попытках к бегству учитывались как «умершие от болезней органов кровообращения», а сама графа может отражать приписки, делавшиеся лагерным начальством[134]. Впрочем, эта графа достаточно небольшая — по нескольку тысяч человек в год, и лишь изредка больше.

Традиционные масштабы репрессий оспаривают также историки Юрий Жуков и Юрий Емельянов.

Сказать правду, чем больше я углубляюсь в марксистскую теорию,
тем более меня тошнит от этой галиматьи, помпезно выдаваемой за
экономическую науку. Приходится все же во всем этом разобраться.
Начиная от Адама Смита, который во второй половине XVIII века,
обуреваемый наилучшими намерениями, попытался найти научные основы
экономической науки. Попытка была и преждевременна, и порочна.
Преждевременна, потому что только определялись методы точных наук и
рано было пытаться их применить к такой сложной и твердой сфере, как
область экономических явлений; порочна, потому что отнюдь не эти
методы точных наук приложил Смит к анализу изучаемых экономических
явлений; а методологию современной немецкой идеалистической философии,
диалектику, ноумены и феномены и все прочее, из чего никакого научного
познания экономики и возникнуть не могло. Из этого философского вздора
родил Смит теорию трудовой стоимости, неверное и грубое детище
немецких философских концепций. Чем определяется цена товаров? Искать
реальные причины и следствия - не философский подход. Цена - это
феномен. Это - стоимость. Ею и следует заниматься. А она определяется
трудом, физическим трудом, затраченным на производстве товара
("позвольте, возразили трезвые наблюдатели, это неверно; вот тысяча
примеров, когда это не так; а машина, которая производит такую же
работу; а цена алмаза, найденного без всякого труда на берегу моря; и
т. д."). Смит поправился: стоимость определяется не простым трудом, а
средним общественно необходимым трудом. Эта теория, претендовавшая на
научность и бывшая абсолютно ложной, была замечательная в одном
отношении: она показала, скольких миллионов человеческих жизней может
стоить неудачное произведение человеческого ума. Потому что рожденный
Адамом Смитом ублюдок начал жить собственной теоретической жизнью. За
Смитом пришел Рикардо и сделал из смитовской теории все логические
выводы: раз только физический труд, только рабочий создает ценности,
то как может образоваться капитал? Ясно, что капиталист платит
рабочему не полную плату за произведенное рабочим, а часть утаивает
(прибавочная стоимость); накопление этой утаенной уворованной части и
создаст капитал. Следовательно, провозгласил Карл Маркс, каждый
капиталист - вор и мошенник, и всякий капитал - богатство, уворованное
и награбленное у рабочих. И пролетарии всех стран должны соединиться,
чтобы отобрать силой то, что у них уворовано.
На первый взгляд даже странно, как эта галиматья может считаться
чем-то научным. По ней только движения рук рабочего создают ценности,
полезные вещи, товары и двигают экономику. А работа ученого, работа
изобретателя, работа инженера-техника, работа организатора
предприятия? Это - работа не руками, а головным мозгом. Она ничего не
создает, не играет никакой роли? Но руки у людей были всегда, между
тем гигантское развитие благосостояния обществ и масс было достигнуто
только тогда, когда мозги ученых и техников нашли, как надо двигать
руками, да и машинами, чтобы достигнуть неизмеримо лучших результатов.
Между тем, по Марксу, если вы не двигаете руками, вы вор и паразит.
Какая все это жалкая чепуха. Как все опрокинуто вверх ногами в этом
вздоре, который претендует на научность.
А между тем марксизм оказался фактором огромной силы в жизни
нашего общества. Тут опять надо вспомнить гениальные формулы Лебона:
"Разум создает познание, чувства движут историю". Марксистская теория,
ничтожная для понимания экономической жизни, оказалась динамитом в
эмоциональном отношении. Сказать всем бедным и обездоленным: вы бедны,
вы нищи и вы несчастны потому, что вас обокрал и продолжает
обкрадывать богатый, это - зажечь мировой пожар, возбудить такую
зависть и такую ненависть, какую не залить и морем крови. Марксизм -
ложь, но ложь необычайной взрывчатой силы. Вот на этом камне и
воздвигнул Ленин свою "церковь" - в России.

Кроме всего этого, надуманного, были, конечно, и проблемы
капитальной важности. Самая важная, которая встала в 1925-1926 годах
была: продолжать ли НЭП, мирное соревнование между элементами
"капиталистическими" (то есть свободного рынка, хозяйственной свободы
и инициативы) и коммунистическими, или вернуться к политике 1918-1919
годов и вводить коммунизм силой. От того, по какому пути пойдет
власть, зависела жизнь десятков миллионов людей.
Практически это был прежде всего вопрос о деревне. Дать
возможность как-то медленно эволюционировать крестьянству и его
хозяйству, не разрушая их, или разгромить крестьянство, ни перед чем
не останавливаясь (по марксистской догме крестьянство - это мелкие
собственники, элемент мелкобуржуазный). Тут, конечно, был и вопрос,
есть ли возможность это сделать. Ленин опасался, что власть не
обладает достаточными силами, и предпочитал решение постепенное с
добровольным и медленным вовлечением крестьянства в колхозы
("кооперативы"). Сейчас по оценке Сталина гигантский полицейский
аппарат (с опорой на армию) достиг такой силы, что создание искомой
всероссийской каторги было возможно.
Но каков лучший путь? Кое-чему научившиеся практики Бухарин и
Рыков считали, что надо продолжать ленинский путь НЭПа. В апреле 1925
года Бухарин на собрании московского актива сделал свое знаменитое
заявление, что "коллективизация - не столбовая дорога к социализму" и
что надо ставить ставку на развитие крестьянского хозяйства, бросив
даже крестьянам лозунг "обогащайтесь!". Строго говоря, это был выбор:
идти ли по дороге человеческой, здравого смысла (и тогда эта дорога не
коммунистическая) или пойти по дороге коммунистической мясорубки.
Характерно, что самые талантливые бухарины, сокольниковы, красины,
сырцовы поняли (как, видимо, понял и Ленин), что налицо был провал
коммунизма и что надо переходить на дорогу здравого смысла. Ярые
фанатики, как Троцкий, бесчестные комбинаторы, искавшие лишь власти,
как Зиновьев, и вполне аморальная публика, как Сталин, из разных
соображений сошлись на том же: продолжать силой внедрение коммунизма.
Но это произошло не сразу. В 1925 году зиновьевский клан ничего
не имел против бухаринской позиции. Понадобилось его удаление от
власти в 1926 году, чтобы он сделал вольт-фас и стал защищать рецепты
Троцкого о сверхиндустриализации и нажиме на деревню. А Сталин, не
особенно углубляясь в идеи, больше подчинял все своим комбинациям. В
1926 году, выбросив Зиновьева и Каменева, он поддержал против них
позицию Бухарина. И до конца 1927 года, громя зиновьевско-троцкистский
блок, он занимает эту позицию. Но в конце 1927 года он решает
отделаться от старых членов Политбюро - Бухарина, Рыкова и Томского. И
тогда он без всякого смущения берет всю политику Зиновьева и Троцкого,
которую он все время осуждал и громил. Теперь он и за
сверхиндустриализацию, и за насильственную коллективизацию и разгром
деревни. И когда декабрьский съезд 1927 года дает ему наконец твердое
и непоколебимое большинство в ЦК (плод многих лет неустанной работы),
он эту попытку принимает, выбрасывает старых членов Политбюро и теперь
уже спокойно через горы трупов идет к своему коммунизму.

Достаточно оглянуться немного назад, чтобы это понять.

И Вы заблуждаетесь дважды. Во-первых, полагая, что сажали невинных 12-летних ангцев, а не матёрых 12-летних бандитов, имевших к своим годам целую вереницу преступлений за плечами. Во-вторых, большинство таких малолетних банд не возникали сами по себе, а как раз были сколочены и управлялись взрослыми уголовниками, которые сами «на дело» не ходили, но популярно объясняли мальцам премудрости «профессии», передавая свой богатый опыт, попутно поясняя, что им-то как раз, в отличие от взрослых, никакой уголовной отетственности не грозит. Практически за каждой такой малолетней бандой стоял один или несколько уголовников с богатым «послужным списком», достаточно посмотреть материалы дел (я читал материалы по этому вопросу, но, к сожалению, не оставил у себя ссылку, а сейчас не найду). То есть, опыт у них уже имелся более чем достаточный.