[P.M.]

iskander-k,

добавлю, с позволения "русский опыт" глазами "американца".

Пол Хлебников "Крестный Отец Кремля"

читать дальше »

Смерть нации
В результате поспешной либерализации цен, про-
веденной Гайдаром, более ста миллионов человек,
имевших при советской власти определенный уро-
вень благосостояния, в одночасье обнищали. Школь-
ные учителя, врачи, физики, лаборанты, инженеры, во-
енные, металлурги, шахтеры, столяры, бухгалтеры, те-
лефонистки, колхозники – ветер перемен смел всех.
При этом провальная либерализация торговли позво-
лила «своим» разворовать природные ресурсы Рос-
сии. Россия лишилась главного источника дохода; как
следствие – нет денег на то, чтобы платить пенсии
и зарплаты, финансировать правоохранительные ор-
ганы, армию, медицину, образование и культуру. Ито-
гом шоковой терапии Гайдара стал неуклонный спад –
экономический, культурный, демографический, – про-
длившийся до конца ельцинской эры.
Экономика других развитых стран продолжала ра-
сти, российская же сокращалась в размерах. Во вре-
мена Горбачева Советский Союз был третьей в мире
экономической державой (после США и Японии). По-
нятно, что экономика России по естественным причи-
нам уступала масштабам экономики бывшего Совет-
ского Союза. Но подлинный спад начался уже после
распада Советского Союза. За четыре года шоковой
терапии Гайдара валовой внутренний продукт России
сократился более чем на 40 процентов. В итоге Рос-
сия опустилась ниже уровня Китая, Индии, Индонезии,
Бразилии и Мексики. Если говорить о доходах на ду-
шу населения, Россия стала жить беднее Перу. Деся-
тилетия технологических достижений канули в небы-
тие. Знаменитая российская наука развалилась на ча-
сти. Распалась глыба российской культуры. Собствен-
ность страны пошла с молотка.
Все, кто попадал в Россию в первые годы правления
Ельцина, видел, как пытаются выжить рядовые росси-
яне. Возле поникших бетонных зданий – универсамов
советской поры – возникали новые частные рынки, по-
мимо бойких бабушек, торговавших овощами, там по-
явились и палатки с низкокачественными импортными
товарами: компакт-диски с грохочущей музыкой, под-
дельные «Найк», «Мальборо», банки с вьетнамской ту-
шенкой. Эти рынки расползались прямо среди грязи и
мусора у выходов из метро, вдоль больших улиц, на
многолюдных площадях.
В Столешниковом переулке, рядом с легендарным
МХАТом и в сотне метров от Большого театра ежеднев-
но собирались пожилые люди, они вставали в две па-
раллельные линии вдоль улицы, de facto ставшей пе-
шеходной. Эти пенсионеры, опрятного вида, но в об-
ветшалой одежде, брали прохожих в молчаливую оса-
ду, предлагая купить заварной чайник, пару вязаных
носков, три фужера для вина, подержанный свитер,
ношеную пару кожаных туфель. А в книжных магази-
нах начали скапливаться потрясающие редкие книги,
их продавали по смехотворным ценам – московская
интеллигенция распродавала свои библиотеки. На за-
городных толкучках можно было купить советские бое-
вые ордена: это ветераны Второй мировой войны про-
давали свои награды, чтобы было что поставить на
обеденный стол.
Россиянам пришлось куда тяжелее, чем американ-
цам в годы Великой депрессии, и они вспомнили о
первобытном инстинкте – началась борьба за выжи-
вание. Поползли слухи о неурожае и предстоящей не-
хватке провизии, и миллионы горожан поехали за го-
род – сажать капусту и картофель на своих садовых
участках. Плодородная подмосковная земля кишела
людьми, что-то деловито копавшими и сажавшими.
Это был возврат к средневековому натуральному хо-
зяйству. Чубайс и Гайдар гордились тем, что массового
голода удалось избежать. Но обойтись без голода уда-
лось не потому, что отпустили цены, – просто русский
народ вернулся к земле. В 1992 и 1993 годах россияне
спаслись от голода, держа в руках лопату и мешок с
семенным картофелем.
Любые сомнения по поводу того, что первые годы
ельцинской эры обернулись тяжелым провалом, бы-
ли развеяны демографической статистикой. Эти ци-
фры, даже в самом общем виде, трубят о катастрофе,
равной которой мировая история не знает – ее можно
сравнить разве что с катастрофой стран, павших жер-
твой войны, геноцида или голода.
С 1990 по 1994 год уровень мужской смертности уве-
личился на 53 процента, женская смертность выросла
на 27 процентов. Средняя продолжительность жизни
мужчин в 1990 году и так была невысока – 64 года, в
1994 году она опустилась до 58; теперь по этому пока-
зателю россиян обогнали египтяне, индонезийцы и па-
рагвайцы. За тот же короткий отрезок времени средняя
продолжительность жизни женщин снизилась с 74 лет
до 71. В мирное время такое снижение наблюдается
лишь при голоде или катастрофических эпидемиях.
Каждый месяц преждевременная смерть настига-
ла тысячи россиян. Такое падение продолжительности
жизни – «избыточная смертность» – всегда было стан-
дартным алгоритмом при демографических подсчетах
смертности во времена великих катастроф – сталин-
ская коллективизация 30-х годов, правление Полпота в
Камбодже в 70-е, голод в Эфиопии в 80-е. По оценкам
американского демографа Николаса Эберстадта, «из-
быточная смертность» в России за период с 1992 по
1998 год составила 2 миллиона. По контрасту, замечал
Эберстадт, в Первую мировую войну Россия потеряла
1,7 миллиона человек.
Раньше срока ушли из жизни многие пожилые люди,
чьи сбережения поглотила великая инфляция 1992 го-
да, чьи пенсии утратили покупательную способность,
кому не на кого было опереться, кто просто не мог
наскрести денег на нормальную диету или лекарства.
Еще одним важным фактором (хотя и трудно поддаю-
щимся учету), из-за которого смертность людей пожи-
лого возраста повысилась, стал стресс – после ком-
мунистического «состояния покоя» люди вдруг оказа-
лись в жестоком и неведомом мире. Их испуг вполне
понятен: на закате жизненного пути, когда силы уже не
те, реакция не та, они видят, что мир перевернулся,
улицы изменились до неузнаваемости, все привычные
жизненные подпорки рухнули. Многие какое-то время
держались, бродили по городу; со временем мужчины
спились и нашли приют в холодных сточных канавах;
женщины исхудали и стали просить милостыню у ме-
тро и церквей; потом они умерли. Свершился величай-
ший грех для любого общества – молодое поколение
повернулось к своим старшим спиной и оставило их на
погибель.

страшная картина, которую я помню... но мне почти сорок...


а автор мертв...