[Drongo]

Ой, а я когда-то читал коротенький рассказ из трёх страниц, но название запомнилось чётко, тронул он меня чем-то таким. Он, рассказ, грустный.

Перья с крыльев Ангелов

Перья с крыльев Ангела

Всю ночь снег падал на крышу аккуратного дома Доктора Томое. К утру ослепительные сугробы лежали повсюду, куда только доставал взгляд: на вершинах сосен, на замерзшем пруду. Как гигантская попона, неимоверной белизны снег укрывал, казалось, весь мир.
Где-то звенел смех, где-то пели песни, но над этим домом, казалось, нависла злая туча. Жена была совсем плоха... Время рас сыпало седину по ее волосам и проложило глубокие морщины на ее лице - но и сейчас она была прекрасна. Тонкие губы сжаты; это те самые губы, которые целовали горячие слезы на детской щеке, Мамины губы - самые прекрасные в мире…
Белые облака, похожие на фигурки зверушек, мчались по небу, огибая солнце. Измученный заботами Томо сидел, стиснув ладони огрубевшие от тяжкого труда. Он отрешенно смотрел на умирающую жену и на маленькую дочку, что спала на кровати. Ее розовые губки, казалось, были тронуты таинственным небесным светом. Какие счастливые события, прошедшие или грядущие, наполняли ее невинные грезы? Может, ей виделись знамения будущей счастливой жизни?
Не может быть, чтобы нашу Землю населяли только люди! Не может быть, чтобы наша жизнь напоминала мыльный пузырь, брошенный Вечностью по течению Времени, чтобы, проплыв немного, лопнуть и раствориться в Небытии! Почему все высокие чувства, исходящие из души, словно ангелы из собора, навсегда остаются невостребованными? Почему ослепительный блеск человеческой красоты обречен исчезнуть? Заставляя тысячи ручейков наших чувств стекать единым горным потоком обратно в наши сердца? Должно же существовать где-то царство, где радуга никогда не гаснет!
Эти события происходили в уютном домике, где обитала семья, которая вряд ли могла похвастаться достатком, даже по меркам среднего класса. И все же многие могли бы им позавидовать!
Пол, стены и потолок были сделаны из простых деревянных досок.
Все в доме излучало удивительный свет, но это было не сияние золота и серебра. Женщина постоянно подтягивала к своей груди стеганое одеяло, сшитое из простых лоскутов, приглушая приступы кашля, боясь разбудить маленькую дочку, спящую рядом в кроватке. Одеяло она сшила сама много лет назад, но, несмотря на многочисленные заплаты и потертые места, оно было не менее красиво, чем новое, и походило на яркую бабочку среди цветов в лет нем саду.
Где-то вдалеке зазвонил колокол. Томо поднял голову, очнувшись от мира собственных грез. Перед ним лежала пачка карандашей и несколько линованных листов бумаги из школьной тетради. Его красивые глаза были омрачены постоянной тревогой и болью.
Какие мысли разбудил далекий звон в его отчаявшейся душе?
Томо взял карандаш пальцами, - сможет ли он выразить на бумаге весь океан своих чувств и смятение, переполнявшее его сердце? Закусив нижнюю губу, Томо старательно вывел на бумаге: ПЕРЬЯ С КРЫЛЬЕВ АНГЕЛА
На этом Томо остановился. Маленькая фигурка появилась над кроватью и протянула руки навстречу утреннему свету. Ее фиолетовые глаза, такие же, как и у мамы, доверчиво смотрели на Томо. Она спросила шепотом:
- Мама все еще спит?
Несмотря на острую душевную боль, разбуженную невинным вопросом. Томо улыбнулся и ответил:
- Да, моя дорогая. Мы должны сидеть тихо...
- А она?.. Она поправится, папа? И станет такой, как раньше? Слезы катились из бездны глаз девочки.
- Да, моя хорошая, ей скоро станет легче, гораздо легче.
- Так ты принес лекарства? Боже, папа, мы снова будем счастливы!
Томо отчаянно покачал головой.
- Нет, моя радость. Я уже говорил тебе, что не могу купить лекарства, у нас нет денег, и к тому же, я уже говорил тебе, я...- Его голос, обычно ровный, дрогнул от напряжения.
- Ты не можешь найти работу, я знаю...
- Лаборатория закрыта...
- Лабораторию закрыли очень давно. Когда же ее снова откроют?
- Скоро, моя дорогая, скоро...
Девочка прижалась бледной щечкой к единственному окошку, в котором отражались огромные снежные сугробы, блестевшие, слов но драгоценные камни.
- Сегодня окошко сильно замерзло, будто превратилось в огромную льдину,- голос девочки дрожал.
- Ночью шел сильный снег, малышка, и окно заледенело. Девочка улыбнулась.
- Снег! Он, наверное, такой красивый! Как бы я хотела его увидеть!
Вся беспросветная жизнь, черная, как ночь, жизнь этого маленького создания, снова предстала перед глазами Томо. Красота жизни навек скрыта от нее. Для нее не существует листопада, цветущих полян и призрачной белизны зимы. Ей не суждено с восхищением и страхом вглядываться в бездонную глубину ночного неба, вспыхивающего искорками падающих звезд. Ее глаза, прекрасные глаза, покрыты непроницаемой вуалью, не знают ожидающего, внимательного взгляда, устремленного на маму, следящего за появлением доброй улыбки, всегда утоляющей детские печали. О, чего бы она ни отдала за этот божий дар! Подумать только, девочка тоже могла бы видеть! Видеть, как утреннее солнце прогоняет бесконечную ночь! Но если Томо еще мог где-нибудь раздобыть несколько сотен йен на лекарство, чтобы спасти маму девочки, то несколько тысяч йен, необходимых для сложной хирурги ческой операции на глазах дочки, ему не достать.
О, пытка напрасных надежд!
Если только... Томо снова посмотрел на прикрепленное к деревянной стене объявление из журнала "Лайф". Известнейшее издательство объявляло конкурс на лучший рассказ. Победитель должен получить премию в тридцать тысяч долларов.
Тридцать тысяч долларов! Этого вполне достаточно, чтобы обеспечить прекрасное лечение жене и восстановить зрение дочери! Томо не был писателем. Единственный рассказ, который он мог написать, было повествование о его собственной жизни. Надо описать все честно и правдиво, и, может быть, этот крик души найдет отклик в чьем-нибудь добром сердце. Это была последняя надежда, единственный шанс, и, Томо знал это, других способов заработать денег не находилось.
Несколько раз, посмотрев на два создания, которые он любил больше всего на свете, Томо взял карандаш и начал писать о своей нелегкой жизни. Сначала слова приходили с трудом, и Томо боялся опоздать: последний срок отправки рассказа - 1 января, а сегодня... а, сегодня уже - рождественское утро;
- Томо,- тихо прозвучал голос умирающей жены, приглушенный, но полный силы и достоинства.
- Да, любимая.
- Ты пишешь рассказ на конкурс?
- Я пробую, но боюсь, что ничего из этого не получится. Какой из меня писатель? А там, наверняка, будет столько умных людей.
Женщина содрогнулась от сильного приступа кашля, но вскоре заговорила снова:
- Обещай мне, что завтра закончишь рассказ и отошлешь его в Нью-Йорк. Неважно, что получится. Этим утром, слушая церковный звон, я ощутила нечто странное, чувства, которые невозможно передать. Как будто мне было обещано что-то необычное. Я уверена, Томо, мне открылось, ты должен писать, ты должен закончить рассказ, ты должен!..
- Я обещаю, моя любимая. Ради тебя я закончу. Томо склонился над женщиной, стараясь не выдать горьких чувств, рвавшихся из груди. Женщина улыбнулась. Слова лились подобно горному потоку, а вместе с ними и слезы.


Неясный свет следующего утра уже пробивался сквозь великолепие французских окон элегантного дома в Нью-Йорке. За столом, покрытым белоснежной скатертью, уставленным серебряными приборами, сидели мужчина и женщина. Нельзя представить себе большего контраста, чем нищенская простота дома Томо Уилсона и роскошь этого великолепного дворца. Но во "дворце" царил холод, который не могли разогнать даже батареи центрального отопления. Это был холод сердец, забывших о любви и сострадании.
Мужчина и женщина средних лет сидели молча. Изредка она поднимала на него глаза, желая прервать затянувшуюся паузу, но всякий раз суровое выражение его лица останавливало ее, и она опускала глаза на чашку чая, стоящую перед ней.
Мужчина бегло просматривал одну за другой бумаги, лежавшие огромной стопкой на его столе. Все прочитанное, казалось, раздражало его. Он отшвыривал одну за другой рукописи с тем же недовольным видом. Выбрав несколько листов и соединив их скрепкой, он рассмеялся:
- Не желаешь взглянуть?
Женщина выжидающе посмотрела на него.
- Манускрипт, написанный на школьной бумаге, без штемпеля и обратного адреса. Кто-то, видимо, решил подшутить надо мной.
С этими словами он бросил листки в корзину для бумаг, но промахнулся, и пачка упала на пушистый ковер рядом с корзиной.
- Ты не собираешься даже прочесть это? - спросила женина, указывая на брошенные листы.
- Если я буду читать всякую ерунду, приходящую на мое имя, то буду сидеть до второго пришествия. Ко мне приходят тысячи рассказов: рукописных, с чернильными пятнами, с ошибками в правописании и грамматике, мои секретари большую часть рабочего времени занимаются тем, что разгребают весь этот мусор.
Женщина кивнула
- Пожалуй, ты и прав. И все же...- ее голос перешел в едва различимый шепот,- и все же очень жаль...
Но он уже снова принялся за работу, которая, казалось, состояла из перелистывания печатных листов и перекладывания их из одной стопки в другую. Она так и осталась сидеть неподвижно перед чаем, остывшим в дорогой фарфоровой чашке. Вдруг она вздрогнула, как будто сквозняк комнат ворвался в ее сердце, и чья-то властная рука легла на плечо. Она подняла глаза на мужа и увидела, как с потолка, грациозно покачиваясь, опускаются два пера ослепительной белизны. Со смутным изумлением и восхищением она следила за их движением, недоумевая, как эти два перышка могли попасть в это стерильно закрытое кондиционированное помещение. Перья мягко опустились на первую страницу отвергнутой рукописи. Женщина осторожно подошла к бумагам на ковре.
- Да не возись ты с этим,- посоветовал ей муж.- Служанка все потом уберет.
Но она словно замерла над бумагами. Она долго стояла, преклонив колени, сжимая руки и молясь провидению. Она очень осторожно убрала перо и прочла название. И вновь властное прикосновение заставило ее вздрогнуть.
ПЕРЬЯ...- прошептала она - с крыльев... АНГЕЛА...
Она всегда верила в ангелов, но ее добрый ангел покинул ее. Тем сильнее ей захотелось прочесть.
Женщина прочла рассказ, и ее "глаза переполнились слезами. В этот момент ее муж, наконец, оторвался от работы и вставал из-за стола, рассуждая о том, что он думает о современных писателях. Она положила рваную рукопись перед ним и жалобно попросила:
- Дорогой, ради меня, прочитай эту рукопись! Мужчина изумленно посмотрел на нее.
- Я заклинаю тебя любовью существа, которое когда-то было тебе дороже всего на свете. Не уходи из этой комнаты, не прочитав рассказа.
Мужчина еще раз с недоумением посмотрел на жену. Между ними существовал неписаный закон: никогда не упоминать об этой потере.
Он раскрыл рукопись...


Снег вновь засыпал крышу домика в Токио, каждый раз солнце вновь вставало, невидимое для фиолетовых глаз, таких дорогих Томо. Январь пришел и ушел, затем февраль... Каждый день Томо тащился по заснеженной дороге в город, узнать, не пришло ли ему письмо, и каждый раз ответом ему был равнодушный поворот головы, потом он просил у бакалейщика в долг муки и сала и получал тот же ответ. С каждым днем девочка улыбалась все реже и реже и лишь иногда спрашивала:
- Была сегодня почта, папа?- услышав шум входной двери и чувствуя дуновение морозного ветра на лице.
- Нет, моя крошка...
- Значит, она придет совсем скоро. Этой ночью я видела сон, что ответ придет сегодня. Как ты думаешь, можно ли верить таким снам?
- Если мы не будем верить нашим снам, то чему же нам остается верить?
Даже ребенок почувствовал всю горечь отцовских слов и замолчал.
Выбравшись из маленькой кроватки, куда ее посадил отец, чтобы она совсем не замерзла в нетопленной комнате, она нащупала дорогую руку и прижала ее к своим занемевшим губам. Отец осторожно закутал дочку одеялом и прижал к себе. Так они и просидели весь вечер. В сумерках опять пошел снег. Томо встал, чтобы приготовить незатейливый ужин, состоящий из кукурузных зерен, обжаренных в остатках масла. Ужин был очень скудный и, пожалуй, последний. После него на дне сковородки ничего не осталось. О следующем дне Томо не осмеливался даже думать.
После скромного ужина - девочка, конечно, не могла видеть, что отец ничего не ел,- они уселись возле холодного камина.
- Папа, скажи мне, что мы будем делать, когда выиграем первый приз? Расскажи мне о тех обновах, которые мы купим, и о тех местах, куда мы поедем путешествовать. Расскажи мне обо всем, что я смогу увидеть: о радуге, цветах, бабочках.
Томо схватился за голову, он весь задрожал от ужасной боли, глухой стон вырвался из его измученного сердца.
- Папа, папа, что случилось? Ведь ты, конечно, не думаешь, что... Ты ведь читал мне свой рассказ. Он такой интересный! Он замечательный! Его обязательно должны прочесть в редакции. И тогда...
- Ты действительно веришь в это?- спросил Томо срывающимся голосом, несмотря на все усилия сохранять спокойствие.
- Мама верит, что все получится, значит, и мы должны. Томо поднял глаза на единственную свечу, мигавшую на столе.
- Да, конечно,- согласился он, немного успокоившись.- Мы должны!
В этот момент кто-то тяжело постучал в дверь.
- Папа, кто это может быть? Неужели?.. Тогда, во сне... Нет, наверное, это путник сбился с дороги в метель. Ему повезло, что он нашел дорогу хоть к нашему дому.
Томо открыл дверь и увидел знакомую фигуру в голубой форме. Почтальон протянул заказное письмо, и Томо, дрожа не столько от волнения, сколько от холода, вскрыл конверт. Это письмо либо оправдает его надежды, либо окончательно их разрушит.
Из конверта выскользнул чек на 30000 долларов, похожий на лучистое сверкающее перо, и грациозно порхнул на пол. Но все внимание Томо было приковано к письму.
Мой муж, главный редактор журнала "Лайф", просил меня уведомить Вас о том, что Ваш рассказ "ПЕРЬЯ С КРЫЛЬЕВ АНГЕЛА" занял первое место в конкурсе на лучший рассказ.


- Папа, папа, скажи, что это правда!
- Да, моя любимая малышка, да, это правда! Мы победили в конкурсе, и ты будешь видеть... видеть!..
Слезы радости и скорби ручьем текли из бездонных глаз слепой девочки. Она увидит столько прекрасного, но не увидит самого дорогого - доброй маминой улыбки...